Не-существа бережно хранили и передавали из поколения в поколение легенды о временах тысячелетней давности, когда на Эпллтон с Земли прибыли их далекие предки, экипаж первого в истории межзвездного Джет-корабля, который назывался пророчески-иронически «Феникс». На борту корабля под командованием капитана Джоанны Лавджой находились представители двух великих государств того времени: Объединенной Америки и Демократического Китая. Всего на борту их было сто двадцать человек. Посадка «Феникса» прошла безукоризненно, и капитан бодро отрапортовала на Землю о блистательном завершении великой миссии, с чем капитана Лавджой поздравил лично Пожизненный Президент Объединенной Америки Карлос Хаббард Гольдштейн Эпллтон.
Сесть-то они сели, а вот вернуться на родину не смогли. Сначала обнаружилась поломка корабля… потом экипаж перестал выходить на связь. Потом на Земле разразилась Последняя Мировая Война, итогом которой стало создание Старой Федерации и Вторая Экспансия… и стремительно меняющийся мир забыл своих героев.
Рассказы не-существ о тех событиях за десять веков успели обрасти сказочными деталями и расцветиться наивными выдумками, и все же, в значительной степени они базировались на подлинных воспоминаниях несчастного экипажа «Феникса».
Согласно преданиям, в те времена Эпллтон походил на эдемский сад с густыми рощами и зелеными дубравами, дикими фруктовыми садами, хрустальными речушками, полными аппетитной рыбы. Воздух был чист и свеж, по лугам бродили прекрасные и грациозные животные, а в небесах порхали стайки певчих птиц. Ласковый, теплый, пресноводный океан служил пристанищем безобидным маленьким крабам и животным, схожим с земными трилобитами и губками.
Соверши «Феникс» посадку сейчас, а не тысячу лет назад, астронавты бы ни за что не протянули трех месяцев, которые потребовались им для эволюционного скачка и преображения из людей в не-существ. Да что там, астронавты бы не протянули и двух недель. Ни один плод, гриб или ягода больше не годились в пищу, поскольку были смертельно ядовитыми, в лучшем случае, гарантировали недели диковинных видений, сумасшествие и пожизненную инвалидность. Воздух кишел токсичными спорами и летающими паразитами. На очередном диком вираже услад-плюсовой эволюции абсолютно все теплокровные и млекопитающие (кроме самих не-существ) вымерли, и место их заняли диковинные ассиметричные ящеры, трехглазые и семипалые, усердно пожирающие друг друга в кислотных джунглях. При удобном случае ассиметричные чешуйчатые едва ли бы упустили шанс полакомиться человечиной.
Что до пресноводного океана с подводными залежами услада, то в этом теплом и относительно мелком мутагенном бульоне, возможно, регулярно триумфально рождались и бесславно гибли подводные цивилизации, ни в чем не уступающие человеческой. Неизвестно. Организовывать экскурсии в морские пучины для изучения тамошних обитателей не хотелось даже самым бесстрашным и любознательным научным сотрудникам Гетто. Куда пропали крабы и губки? Океан захватили головоногие. Кольт хорошо помнил, как на скалистый берег, милях в десяти к северо-востоку от Гетто, выбросило четырехголового осьминога величиной с гору. Судя по сотням щупалец, толстых, как корабельные канаты, острых, как бритвы, им очень повезло, что оно было уже дохлым.
Чуть позже тем днем, к берегу, привлеченный запахом падали, подплыл вечно голодный обжора Великий Студень, ловкими псевдоруками-ложноножками аккуратно ухватил добычу, затащил в океан и радостно слопал. Кольт с Хацуми своими глазами во время патрулирования наблюдали пиршество Студня. Хацуми еще и снимал на камеру – бесценный научный материал, который надлежало передать в научные лаборатории Отдела Благонадежности.
За те годы, что они вместе проработали в Гетто, Кольту крайне редко доводилось наблюдать на замкнутом азиатском лице Хацуми какие-либо эмоции, но сейчас даже он с трудом скрывал отвращение. И ужас. Губы у Хацуми предательски подергивались, когда он вглядывался в небольшой плоский монитор записывающего устройства, в то время как миниатюрная футур-камера беззвучной мошкой увивалась вокруг Студня. Кольт и сам был страшно рад, что они с парнями наблюдают полуденный перекус Студня в безопасном отдалении, устроив наблюдательный пункт на высокой скале.
– Вот, сэр, я думаю, – сказал Хацуми, – яйцеголовые ублюдки из Отдела сидят в своих герметически закупоренных, безопасных бункерах, а мы здесь производим для них натурные съемки, видите ли.
– Не хочу быть банальным, Бенджамин, но нам за это платят.
Все правильно. Им платили. И очень хорошо платили. Всего за два первых месяца работы в Гетто Кольт заработал столько же, сколько за предыдущие тринадцать лет блестящей военной карьеры. Синдикат заботился о своих служащих. Отличная зарплата, премиальные, доплата за сверхурочные, страховка, бесплатное медицинское обслуживание, отменная кормежка, обмундирование и щедрая порция выпивки за счет заведения – каждый день. Воюя с повстанцами на Дезерет, полковник и мечтать не смел о подобной роскоши. Хотя порой ему казалось, что даже на войне он не испытывал такого давящего, выматывающего напряжения, как в Гетто, где Вселенская Мясорубка не прекращала работы ни на мгновение.
Миллионы наркоманов по всей Империи ежедневно нуждались в усладе-плюс, и сотнях его модификаций и производных, вроде Мыслераспылителя. Власти не видели причин, по каким должны лишать себя и своих дорогих друзей из Синдиката сладкого куска этого дурманящего пирога. Ничего личного… просто бизнес. При всех затратах, издержках и трудностях – бизнес фантастически прибыльный. Оставляя воротилам Синдиката семьдесят пять процентов навара, государство забирало оставшиеся двадцать пять процентов в виде налогов, а также сохраняло за собой право контролировать каждый этап добычи услада, потоки грузопоставок и качество продукции. Некоторая часть средств направлялась на дорогостоящие научные программы Отдела Благонадежности, посвященные феномену услад-плюсовой эволюции. Хотя, в общем, размышлять на эту тему было все равно, что наблюдать, как один чудовищный монстр пожирает другого. Или любоваться тем, как красиво зеленое небо отражается в зеленых водах океана.
– Ишь, как лопает, – подивился Кольт, отмахиваясь от липучих рыбомух. Само собой, они не были ни рыбами, ни мухами, но наверняка ужасно ядовитыми.
– Сэр, я вот думаю, что случится, – пробормотал Хацуми, – если этот Студень или как там его? захочет выбраться из океана и напасть на нас? Он ведь размером с десять Гетто! Что мы будем делать, черт дери.
– Зачем ему выбираться? Пищи Студню хватает и в океане. Да и с такими размерами в нем, должно быть, сотни тысяч тонн весу. Его просто расплющит собственной тяжестью.
Студень вот уже три столетия бороздил мутные океанические воды. Многолетние наблюдения вроде бы описывали его как существо мирное, безобидное, питающееся падалью и органическими остатками, эдакого санитара леса, то есть мутагенного океана. Сперва ученые видели в нем разросшуюся до безобразия колонию множества триллионов микроорганизмов, но после того, как некий беззаветный храбрец сумел отщипнуть от Студня крохотный кусочек и доставить в лаборатории Гетто, выяснилось, что это существо, скорее, похоже, на гриб. Вернее, на экстравагантную помесь титанической грибницы и губки. Одной из тех крохотных безобидных губок, может быть, которых видели астронавты разбившегося «Феникса».
Кольт действительно не понимал, каким образом губка умудрилась скреститься с грибницей, сделаться плотоядной, да еще разрастись до столь чудовищных размеров? Хотя и дипломированные ученые Гетто тоже не могли пролить свет на данный вопрос. Как и ответить на многие другие вопросы. Они до сих пор не понимали, какие уникальные тектонические процессы породили услад-плюс. Некоторые выдвигали предположение, что услад может быть веществом искусственного происхождения, но тогда кто его создал? И зачем? По крайней мере, ученые сходились во мнении, что услад-плюсовая эволюция по меркам Вселенной необычайно молода. Возраст ее оценивался в двенадцать-четырнадцать миллионов лет. Чем она могла закончиться? Здесь мнения ученых радикально расходились. Одни предполагали, что, в конце концов, все сущее на Эпллтоне выработает абсолютную устойчивость к усладу и начнет развиваться привычным, неспешным, поступательным путем, постепенно оздоровляясь и принимая нормальное обличье. Другие предрекали печальный конец всему живому, когда оно, истощенное бесконечными мутациями, превратится в бесформенную, нежизнеспособную, разлагающуюся биомассу, которая серой слизью покроет погибшую планету. Старина Студень, по их мнению, мог служить как раз грозным предвестником наступающего биологического Апокалипсиса.
